Поплавский Роман Олегович (р. 1986) — поэт.
Родился и живёт в Тюмени. Преподаёт иностранные языки и работает переводчиком. Стихотворения публиковались в журналах «Бельские просторы», «Врата Сибири», интернет-альманахе «45-я параллель», альманахах «День поэзии», «Земляки» (Нижний Новгород), «Чаша круговая» (Екатеринбург).
* * *
Зайдёшь в кафе — одна страна.
Зайдёшь в столовую — другая.
Одни и те же имена
то восхваляют, то ругают.
Кому поверить? С кем идти?
Такие разные отчизны,
что вместе им не по пути —
двум сторонам одной личины.
Примеришь обе на авось,
не сразу второпях заметив,
как на семи холмах, травой
поросших, проступает третья.
И вот, Иванушка-дурак,
глаза недоумённо трёшь ты,
пытаясь родину собрать
в несообразную матрёшку.
* * *
Моя знакомая армянка,
набожная учительница математики,
пробовала ходить в православную церковь,
но в храме быстро нашлись недовольные.
«Какая разница, — рассуждала она, —
слева направо или справа налево:
всё одно, крест получается».
Но продолжала делать,
как научили отец и мать.
Когда мы проходили дроби,
она говорила,
что неправильные дроби
по-своему красивы:
только если Бог в числителе
больше человека в знаменателе,
этот мир хоть что-то да стоит.
Помню, как я удивлялся позже,
когда мы разбирали
деление на ноль.
«Занятно, — думал я. —
Выходит, от Бога
может остаться пустое место,
а от людей — нет,
как бы низко они ни пали».
Но оставлял эти рассуждения при себе,
чтобы не оскорбить чувства
доброй женщины.
* * *
Прошлого цепкие корни,
неполотый огород.
Где раньше был клуб игорный,
сегодня ставки на спорт.
На месте «Магнита» — «Монетка»
открылась вчера за углом.
Навеселе соседка
несёт грядущее в сетке —
прозрачное, как стекло.
* * *
Артём задирает нос:
он на площадку принёс —
спасибо родителям —
настоящий, с глушителем
пластмассовый пистолет,
ни у кого такого нет.
И ходит важный,
магазин поглаживает,
глушитель накручивает —
кто его круче?
К детям подходит вплотную,
выпускает пулю,
бегает по площадке, вопит
безобидное «пиу-пиу-пиу».
Папа просил не стрелять, просил —
выбился из сил:
пистолет изъял у сыночка,
выдал ведёрко с совочком.
И вот Артёмка
наполняет ведёрко,
роет упрямо
глубокую яму,
губу прикусив нижнюю,
ходит обиженный
от одного ребёнка к другому — скок-поскок,
черпает совочком песок —
посыпает раненых
и убитых ранее.
Аудио: Роман Поплавский читает стихотворение «Артём задирает нос…»
* * *
Единственный, кто не осмелится кукушке
задать вопрос о длительности жизни, —
пожалуй — бог:
кукушка знает всё и не смолчит,
хоть и пришлось бы ей прокуковать
оставшуюся жизнь.
* * *
В доме тихо. Голодные кошки недо-
понимают, какого же пса хозяин
третий день не кажет нос из-под пледа,
а мяукать начнут — сразу рот раззявит.
Потому и лежат чуть поодаль, лишний
раз мурчаньем боясь разбить тишину,
эти два десятка без малого жизней,
не способные заменить одну.
* * *
Такая тишина под вечер,
что издали наверняка
я слышу приближенье речи,
как мерный стук товарняка.
Его локомотив по строгой
и непреклонной колее
идёт, отсчитывая слоги
силлаботоники моей.
Проносятся слова, как ветер,
нарочно бьёт в упор гудок:
на незнакомом километре
стоянки нет у поездов.
И, кашляя в дыму прогорклом,
припоминаю жизнь спустя,
как первый раз курил взатяг
и провожал вагоны с горки
на сортировочных путях.
* * *
По улице автоподъёмник
от одного фонаря
к соседнему в полудрёме
катит. Фары горят.
Рабочий стоит в корзине.
Красных флажков запас.
Глаза спросонок разинув,
он метит в особый паз.
Упрямое древко не входит —
разэтак его и растак!
В тысячный раз за сегодня
рабочий штурмует рейхстаг —
без сменщика, без подмоги.
И грезит: вот бы скорей…
И с той стороны дороги
чтоб не было фонарей.
* * *
Когда под ногами и в воздухе аромарт,
к подъезду несутся ручьи и несут с оказией
билетики, чеки и кучи бычков задарма,
и ветер нечист, сколько дулю ему ни показывай, —
пока от весенней депрессии не раскис,
приходишь с работы и, первым делом настырную
погладив собаку, по пальцам одной руки
считаешь счастливые годы и сахарина куски
для чая с пустырником.
* * *
Выгораю, знаешь, выгораю
и слова ворочаю едва,
словно отсыревшие дрова:
крыша прохудилась у сарая —
первый дождь прореху отыскал
и залил без памяти. Тоска.
Только иногда проскочит искра —
и займётся быстро и легко
ломкий хворост слов под языком,
но погаснет, отплатив капризно
дымом ядовитым и густым
мне — за неименьем бересты.
Что же…
Настежь двери — всё с начала:
пусть продует ветер не на жизнь.
Заново поленницу сложить
и оставить, чтобы просыхала —
может, искра в следующий раз
дорастёт до жаркого костра.
Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!
